Фламенко, танец испанских цыган, стремительно превращается в форму российской массовой культуры. Люди побогаче даже в Испанию ездят ему учиться. Победнее - довольствуются уроками в здешних танцевальных студиях.
Что же такое случилось, отчего вдруг жители и жительницы русских городов - да не какие-нибудь неустроенные, а напротив, прекрасно адаптированные, с надежным социальным статусом и неплохим доходом - увлекаются танцем испанских маргиналов, бродяг, отверженных и гонимых? Уж не издевался ли над подобным "желаньем быть испанцем" еще Козьма Прутков в позапрошлом веке?! "Дайте мне Севилью, дайте мне гитару, дайте Инезилью, кастаньетов пару..." И вот тогда-то, дескать, и будет настоящая жизнь!.. Острая! Горячая! Мода на экзотику? Та самая, что ставит фламенко в один ряд с любовью скучающих горожан-европейцев к восточному танцу живота и дайвингу, к японской кухне в суши-барах и кельтской музыке? Но почему из всего многообразия чужого и экзотического мода выбирает именно это? Современные любители фламенко объясняют свое пристрастие к этому танцу очень просто. Он дает им такие возможности самовыражения, которых не способна дать ни одна из других доступных им форм нынешней культуры. Ну и раскрепощение, конечно... Банковские служащие и работники юридических фирм, бизнесмены и сотрудники правоохранительных органов, закованные в повседневной жизни в множество дисциплинирующих правил, наконец-то получают возможность высвободить, выговорить в движении свой внутренний избыток. Беспокойство. Тревогу. Тоску. Страсть. Все, что не смеет умещаться в рамки их прокипяченного и расфасованного существования. Вытанцуешь все это - и легче... Современный человек, по меньшей мере со времен Фрейда, освоился с мыслью, что распирают его разрушительные силы, неуместные в нашей культуре и цивилизации. Он с младенчества научен их подавлять, укрощать. Правда, время от времени они вырываются наружу (война, семейные скандалы и ссоры, нервные срывы и психические заболевания...) Значит, каждой культуре приходится все время заново создавать и большими усилиями поддерживать разные техники защиты человека от самого себя. В одних культурах это религия. В нашей, по-моему, разговоры на кухне с друзьями, дневники и стихи, написанные "в стол"... Из несловесного - ну разве что спорт, алкоголь с табаком, хождение пешком по улицам... Танец же - средство куда более сильное. Хотя бы потому, что ритмичен. От выматывания неустроенной души блужданием по улицам он отличается, как стихи от прозы. В нем душа завораживается ритмами собственного тела. Недаром фламенко сравнивают с шаманством, с мистикой. В танце тело и душа, природа и культура забывают, что различны: сливаются друг с другом, выговариваются друг в друге. Кроме танца, такое возможно разве что в любви... Но фламенко в своей сути и истоках - танец страшный, "глубокий". На грани жизни и смерти. Говорят, что и танцевать-то его по-настоящему могут те, кто пережил беду, потерю, крушение. Беда обнажает нервы жизни. Фламенко - танец обнаженных нервов. И сопровождает его в испанской традиции канте хондо - "глубокое пение". Выкрикивание корней души. "Черный звук". Как бы и не вполне музыка. При этом фламенко - танец детальнейше регламентированный, строгий, полный условностей, даже церемонный. Фламенко - танец одиноких. Пожалуй, единственный народный танец, в котором можно обойтись без партнера. Неистовая страсть слита в нем со строжайшим целомудрием: танцор фламенко даже случайно не смеет коснуться партнерши. Это буйство, эта импровизация требуют величайшей тренированности телесных и душевных мускулов, точнейшей дисциплины. Некоторые даже считают, что фламенко вовсе не эротичен. Он - танец-диалог, танец-спор, танец-соперничество между двумя началами жизни - мужским и женским. Перетанцевать партнера. Затанцевать его насмерть. Фламенко преображает, превращает в искусство именно то, что в нашей культуре-цивилизации задано как жесткие, беспощадные правила жизни. Напор. Агрессию. Соперничество. Дисциплину. Одиночество... Фламенко - древнее искусство сжигания темного.
